Пустынные голуби вьются над стенами монастыря Святой Екатерины. Монастырю полторы тысячи лет, а все стоят его стены и храмы. Трудно поверить, но в таком месте находится крупнейшая православная библиотека, здесь полторы тысячи лет сохранялся самый древний текст Библии, “Синайский кодекс”. Монастырь Святой Екатерины построен у подножия горы Синай в самом святом месте полуострова – здесь из Неопалимой Купины с Моисеем разговаривал Бог. Неопалимая Купина жива до сих пор, это высокий куст, обнесенный оградой. Монахи утверждают, что подобных растений больше нет нигде, она одна единственная. В святых книгах Купину называют еще терновым кустом, ботаники-библеисты обозначают растение как вид пустынной акации, а на взгляд русского паломника она больше всего похожа на ежевичный куст. Я стоял у Купины и вспоминал по памяти из книги Исхода: “И сказал Бог: не подходи сюда, сними обувь с ног твоих, ибо место на котором ты стоишь, земля святая”. Святая Екатерина приняла мученическую смерть в IV веке в Александрии, и ее мощи чудесным образом были обретены синайскими отшельниками на неприступной горе. Говорят, мощи узнали по перстню, который Екатерина получила от Христа во время чудесного видения. В монастыре я приложился к мощам, и русский монах подарил мне серебряное колечко с монограммой АК – “Агиа Катерина”, это Святая Екатерина по-гречески.

 

Восхождение на гору Синай (библейская гора Хорив, нынешняя Джебель-Муса) начинается ночью, с таким расчетом, чтобы успеть встретить на вершине восход. Каждый турист получает фонарик и следует за проводником. Но восходителей много, скоро проводники перепутываются, приходится идти самостоятельно. Что и к лучшему, никто не надоедает разговорами и есть время подумать и помолиться, “И когда Бог перестал говорить с Моисеем на горе Синай, дал ему две скрижали откровения, скрижали каменные, на которых было написано перстом Божиим”. На вершине есть церковь святой Троицы, но регулярные богослужения здесь не ведутся, поэтому исповедаться и прича- ститься надо заранее. Ну а на вершине самое время вспомнить о скрижалях и о заповедях, что на них написаны. Я вспомнил десятую, выполнение которой всем творческим людям дается так нелегко. Подумал, что хорошо бы жить без зависти и гнева, больше прощать и гнать прочь злую память. Но вот и рассвет. В свежей горной прохладе я пробыл три часа, пора вниз, я хочу успеть помолиться пророку Илье и попасть еще к Иоанну Лествичнику.

 

На вершину горы Синай ведут две тропы, одна пологая, по ней желающие едут на верблюдах, а другая – крутая, вырубленная в горе лестница в 3750 ступеней. Подниматься лучше по пологой тропе, по времени подъем занимает больше двух часов. А спускаться надо, конечно, по лестнице и в светлое время, в мире мало найдется таких красивых пешеходных маршрутов, По пути встречаются разные достопамятности – например, кипарис, который посадил Илья-пророк, каменные арки, возле которых в старину принималось покаяние, заброшенные скиты и церкви. У меня осталось время, и я съездил в ущелье Вади Фола, прошел к пещере Иоанна Лествичника. Живший в VI веке игумен монастыря написал в пещере книгу “Лествица, ведущая к небесам”, основное произведение святоотеческой литературы, она есть и у меня в библиотеке, Конечно, Иоанн имел в виду другую лестницу, не те каменные ступени, по которым мы поднимаемся на Синай, а ступени духовного совершенства, но источник его вдохновения мне теперь очевиден.

Алексей Бурдюгов

Очищение от грехов

За спиной остались стены монастыря Святой Екатерины. Тропа вильнула и уперлась в невысокий дувал. Гид Мохаммед выдал мне фонарик, но тут же исчез в темноте и нашелся только утром на вершине, Я пробовал до него докричаться, но в Египте половина всех мужчин Мохаммеды, а другая половина откликается на Мохаммедов, потому что у них отцы Мохаммеды, Я перелез через дувал и через кусты пошел на верблюжью вонь и нервный женский смех. Западные туристы усаживались на верблюдов, а смеялись, потому что верблюды, выпрямляя ноги, шумно освобождали брюхо. Я пошел быстрее, чтобы туристы остались позади, Я поздно понял что всех не обгонишь, туристы и верблюды равномерно тянулись по всему маршруту. И в результате уже через час стоял на вершине вспотевший, а укрыться от ветра можно было только в бедуинской кафешке, все укромные места были заняты туристами-рюкзачниками, которые заполняли пространство телами в спальных мешках.

Ночью на вершине горы Синай всегда холодно, даже летом. Меня предупредили, и я поверил, взял свитер. Но мокрую футболку пришлось снять, надеть свитер на голое тело, и вскоре я замерз. Впрочем, окружающие мерзли еще больше, они дрожали, обнимали друг друга, а самые мерзлячие кутались в одеяла бедуинских кафешек, Одеяла были теплые, из верблюжьей шерсти, но пыльные и сальные. Туристы из развитых стран, исколотые жестким верблюжьим ворсом, вскрикивали “Oh, my God!” и чесались. Я ждал рассвета три долгих часа. Наконец солнце взошло.

Внизу кто-то застучал в барабан и заорал дурным голосом. Освободившиеся от грехов туристы потянулись к поджидавшим их верблюдам.

Ступеньке на пятидесятой от вершины, в самом узком месте сидел мутный дядька в широком бедуинском поясе. Если есть такой пояс, можно сидеть не на земле, а на корточках – он охватывает колени, очень удобно для караванщика. Дядька бил в обмотанный изолентой глиняный барабан дарабукку, дудел в дудочку, а когда не дудел – орал песню, Я попросил Мохаммеда перевести, о чем поет этот достойный житель Синая. Мохаммед прислушался, но ничего не понял и попросил остановить музыку и рассказать, о чем песня.

Дядька охотно рассказал: “Каждый день тебя вижу, когда сижу здесь. Когда тебя вижу, сердце беспокоится. Когда-нибудь я тебя получу и буду наслаждаться всеми твоими пятью женскими красотами, У тебя есть все пять женских красот: глаза, грудь, губы, волосы, щеки”, Я спросил: “А ноги? Вам женские ноги не нравятся?” Гид не стал переводить, объяснил сам: “В женщине нам нравится все, но поем мы только я пяти красотах, об остальных не поем”. Я дал дядьке фунт, и тот опять заорал, но только погромче, и в барабан не стал стучать. Я повернулся и пошел вниз, впереди оставалось еще 3750 ступенек. Гид сказал: “Слышишь, как орет?” Я слышал. “Он орет, что ты ему мало дал. Надо было хотя бы два фунта дать. Ты, Ариф, не понимаешь, у нас бакшиш – это уважение. Если дал мало – значит, мало уважаешь или совсем не уважаешь. Он и на меня орет, что я плохой гид и тебе до сих пор не рассказал самого главного”.

Конечно, гид думал уже не о дядькином, а о своем бакшише.

Мы прошли ворота. Еще сто пятьдесят лет назад здесь стояли стражники и требовали свидетельство монастыря об исповеди. Теперь для заманивания туристов придумали сказку об автоматическом очищении от грехов. Исповедь не нужна, гора очищает грехи даже с японцев, у которых не один бог, а миллион.

 

Ариф Алиев